Прорыв по всем фронтам
В первую очередь стоит вопрос: по какому пути пойти? По большому счету тут два направления. Первое можно охарактеризовать, как догоняющее развитие. Это продвижение на основе заимствования чужих научных достижений и разработок, здесь возможны локальные успехи, но в лидеры никак не проскочишь. Другой вариант – это поиск новых еще не освоенных ниш, где Россия способна достичь результатов. Именно на основе такого подхода и формируется национальная технологическая инициатива, говорит министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов. Необходимо прогнозировать рынки, которые возникнут через некоторое время, и заблаговременно начать технологические изыскания, которые помогут их завоевать.
Сегодня уже определены в общих чертах эти рынки: здравоохранение, оказание космических и транспортных услуг, биотехнологии. Эти ниши должны появиться на стыках научных исследований и развития промышленности. Именно это положение имеет принципиальное значение, подчеркивает министр, так как в современном мире новые отрасли возникают очень быстро во многом благодаря тому, что грани между фундаментальными и прикладными работами становятся все тоньше.
Для ускоренной реализации этих целей требуется создание научно-исследовательских фронтов, которые будут способны совершить прорывы в своих областях. Уже сейчас складываются три основных направления для их продвижения. Это новое индивидуальное производство на основе 3D-проектирования; сегодня в этом сегменте происходит настоящая техническая революция. Второе направление – нейротехнологии, сфера, связанная с изучением мозга, сознания, а также к этому примыкают современные способы доставки лекарств к больным органам. Третье направление – квантовые технологии, появление новых материалов с небывалыми свойствами.
Но эти три фронта станут прорывными только в том случае, говорит Дмитрий Ливанов, если будет налажена на должном уровне координация между государством и бизнесом. Каждая из сторон должна выполнить свою миссию. При этом значение частной инициативы будет только возрастать в первую очередь, когда это касается прорывных технологий; опыт показывает, что в этих случаях частные исследования протекают более быстрыми темпами, чем в государственных лабораториях.
Но формирование прорывных фронтов не исключает международного научного сотрудничества. В глобальном мире невозможно успешно развивать научные исследования сепаратно.
Распалась связь времен
В руководстве научными исследованиями должен стоять ученый. Но для этого требуется наличие благоприятной среды в наших научных и учебных заведениях. В России много талантливой молодежи, но как и 20–30 лет назад выбор у нее не велик. Если не поставить во главе угла интересы исследователей, у нас не возникнут эффективные научные коллективы. А ведь сегодня в мире идет отчаянная конкуренция за умы, вот ученые и выбирают те места, где им лучше работать. Россия должна предлагать такие условия, которые бы привлекали их либо оставаться здесь, либо приезжать сюда.
Сегодня большая проблема для научного сообщества – это разрыв в поколениях; есть ученые пожилого возраста, есть молодежь, но не хватает средневозрастной категории. Как говорил Шекспир: распалась связь времен. А без сплошной линии преемственности развивать науку невозможно.
Мы же не до конца понимаем масштаб необходимых изменений в России, говорит заместитель генерального директора ОАО "РВК" Евгений Кузнецов. Китай объявил, что начинает переход от индустриальной экономики к экономике знаний. Там четко осознали отличия производства продукции от производства инноваций, то, насколько последнее выгодней первого. Сегодня традиционная промышленная деятельность становится все менее прибыльной. Или, говоря профессиональным языком, ее маржинальность стремится к нулю. Зато стремительно возникает иная реальность; уже есть примеры, когда вокруг университетов образуется совсем другая производственная среда, основанная на экономике знаний.
В России же сложилась парадоксальная ситуация, она поставляет на экспорт свои умы, но ни интеллектуальную собственность, ни новые технологические новинки. Хотя предпосылки к этому есть; благодаря многолетним стараниям в нашей стране возник инновационный цикл. В 2012 году по величине венчурного капитала мы заняли второе место в Европе. К сожалению, затем этот поток пошел на спад.
Выход есть!
Чтобы переломить ситуацию, надо решить два ключевых вопроса: наладить деятельность по генерации знаний на мировом уровне и параллельно выстраивать отечественные глобальные высокотехнологические компании. Вопрос тут в том, поясняет Евгений Кузнецов, что в России такие компании, вырастая до определенного уровня, затем прекращают развитие. Государству следует поддерживать не только start up, но и подобные предприятия; помогать им осваивать новые рынки, проводить маркетинговые исследования, указывать те ниши, куда следует направить максимальные инвестиции. В мире такая работа ведется и дает положительные результаты. Например, подобная практика существует в Великобритании, ей в немалой степени местный бизнес обязан своими успехами, формированием на острове серьезного научного потенциала. Схожая политика в Поднебесной, там сначала определяют приоритетные направления, затем оказывают поддержку бизнесу, желающему их развивать. У нас же все иначе. В России сегодня существует один печальный парадокс: увеличение затрат на фундаментальные исследования не приводит к росту числа новых технологий. Хотя в мире эта зависимость прямая. То есть у нас не повышается продуктивность науки. И это при том, что страна занимает 5–6-е места в мире по затратам на фундаментальные исследования к ВВП. Одна из причин явления – экономическая. Сланцевая нефть возникла в США при ставке кредита чуть выше нуля, у нас она 15–20%. Вывод очевиден.
Мы же по-прежнему во многом варимся в собственном соку, у нас нередко плохо представляют, что делается в мире. Ученые не информируют о достижениях промышленности, а промышленники не говорят ученым, какие исследования и результаты они ожидают.
Если не создадим в России благоприятную среду для исследований, будет трудно изменить положение. Нам крайне необходимо возвращать наших ученых, которые работают в других странах. Возможности для этого есть. Как рассказывает Руслан Юнусов, генеральный директор Российского квантового центра, зарубежная система тоже имеет свои ограничения. Она благоприятна для молодых исследователей, которые получают гранты, но к 35 годам нередко их социальный и профессиональный лифт упирается в крышку шахты. Именно в этом возрасте многие китайцы и индусы возвращаются на родину, где их ждет продолжение карьеры. А вот россияне пока делают это не часто, так как не понимают, что будет с ними дома.
У нас существует культурный разрыв между наукой и бизнесом. Его корни берут начало еще в советском периоде, когда представители ученого и промышленного племени мало соприкасались друг с другом. Сейчас эта болезнь прибрела другой характер; срок исследований обычно составляет 3–5 лет, а бизнес хочет получить конкретный результат намного быстрее. Бизнес боится брать на себя риски, связанные с научной тематикой, да и вообще, его мало интересуют фундаментальные исследования. Чтобы согласовать эти интересы, нужно организовывать научно-производственные консорциумы, считает Иван Шерстов, директор программ по взаимодействию с индустрией Сколковского института науки и технологий.
У нас крайне мало внимания уделяется и такому важному вопросу, как популяризация науки, в отличие от того, чтобы было 40 лет назад. Какое-то время и в других странах этому делу тоже перестали придавать прежнее значение, но затем снова вернулись к практике широкого освещения научных исследований. Это связано с прагматическими целями; на Западе наука развивается во многом за счет грантов, а чтобы их получить, нужен пиар.
В мире фундаментальные исследования преимущественно финансирует государство. В России же существует перекос в сторону получения технологий, как будто бы они возникают из ниоткуда. Без фундаментальной науки они не появятся, говорит Алексей Устинов, профессор института Карлсруэ. Прикладные исследования двигаются вслед за фундаментальными. Это неразрывная связка, и до тех пор пока она не возникнет и у нас, далеко с места мы не двинемся.
