— А ты знаешь, что они вытворили? Взяли в заложники мать одного из наших офицеров, пытались шантажировать его, чтобы он сотрудничал с ними.
Мой собеседник — человек из силовых структур Народной милиции Луганской народной республики. Голос звучал страшно устало. Нет, пока не для публикации. Подожди, завтра будет официальное сообщение. Все очень плохо.
Обычная история: женщина выехала из ЛНР на территорию Украины. Ехала за пенсией, вместе с мужем.
Семья Безкоровайных, Валентина Михайловна с Алексеем Анатольевичем, пожилые, не самые здоровые люди. 23 октября выехали, 24 октября раздался звонок у сына Валентины Михайловны.
Собственно, в сыне-то и была проблема. Сына зовут Игорь Сидоренко, и он подполковник в Народной милиции. При Сталине сын за отца, как известно, не отвечал; при Порошенко выяснилось, что мать и отчим отвечают за сына.
Валентина Михайловна сказала: Игорь, мы в Меловом, с тобой хотят поговорить. Меловое — это территория Луганской области, подконтрольная украинским боевикам.
Трубку она передала человеку, который сообщил: товарищ подполковник, ваша мать и отчим у нас. Вы даже можете их увидеть живыми, если будете с нами сотрудничать.
От Сидоренко потребовали передавать в Службу безопасности Украины данные о структуре подразделений и личных данных военнослужащих НМ ЛНР. Оставили адрес электронной почты, пообещали денежное вознаграждение, если все пойдет хорошо.
Переводим на максимально понятный язык: украинские террористы захватили мать и отчима офицера ЛНР и пообещали не убивать их, если офицер согласится на них работать.
Захват мирных заложников и шантаж.
Все нормально, это Украина. Цивилизованное, европейское, террористическое государство. Ну, потому что — вот оно, это террор, куда уже дальше, куда нагляднее.
Сидоренко по понятным причинам с террористами работать не захотел. И можно предположить, что не только потому, что предлагаемые ему действия квалифицируются по статье 335 УК ЛНР.
И даже, возможно, не только потому, что советскому офицеру сложно пойти на предательство своих. Тут есть еще и очень понятная человеческая логика: любые переговоры с террористами контрпродуктивны.
Сидоренко сообщил о ситуации командованию. Мать и отчим остались в заложниках у украинских спецслужб.
Командование обратилось в международные правозащитные организации, ОБСЕ и международный комитет Красного креста. Угадайте, отпустили после этого Безкоровайных?
Для самых непонятливых: нет, конечно. Продолжают находиться в заложниках. Пенсионеры-сепаратисты, страшная угроза госбезопасности Украины.
(Тут, конечно, предвзятый читатель может спросить: а зачем они на Украину за пенсией поехали, неужели им в Луганске плохо было? Для нормального человека логика диковатая, но сторонники Украины оперируют именно такой.
Предвосхищая вопрос, ответим: да, это была ошибка, ехать не стоило. А Украине нормально было задерживать двух пенсионеров, да?).
В официальный список военнопленных пенсионеры пока не включены. Пока что есть надежда освободить их другими путями: так получилось, что Украина давно уже не выдает настоящих военнопленных в ходе многочисленных обменов.
Поступают иначе: набирают «бытовых сепаратистов», то есть, тех, кто громко говорил о липецком заводе «Рошен» во дворе, и обменивают их на украинских военнослужащих.
Командование ЛНР утверждает, что делает все возможное для освобождения Безкоровайных, и, если быстро решить вопрос не получится, в список военнопленных их все же внесут. Ну, потому что выбор очень ограниченный.
— И ты знаешь, — говорит мне мой собеседник, и в голосе у него прорывается нервный смех; я знаю, как страшно работает и страшно устает этот человек, — они ведь, получается, все правильно сделали.
Они в этом фильме умные, хорошие парни. Они же просчитали все. Мы их родственников брать не будем. Мы не можем симметрично отвечать.
(То есть — на самом деле — если говорить с украинскими террористами на их языке, то можно было бы. Хватать их родственников, шантажом принуждать офицеров к сотрудничеству.
Набирать мирных жителей и на обменах выдавать их за военнопленных. Можно, все можно. Только нельзя. Потому что на этой стороне воюют люди. На той — фашисты.
Я была гуманистом. На этой ситуации мой гуманизм в отношении украинских террористов кончился).
Я говорю:
— Может быть, эту историю пишет Достоевский, а не Пелевин? Ну там… торжество морально-этических ценностей… что-то в этом роде.
— Я не знаю, кто пишет эту историю, — говорит мой усталый собеседник. — Я знаю, что они нас просчитали и поняли, что могут делать все, что хотят. Я не знаю, что будет дальше.
